Реклама
«А вы точно археолог?», «Вы не там копаете?», «А вы, правда, продаёте золото?» — с этими и многими другими фразами сталкивается наш новый герой рубрики «Лица города» Георгий Стукалов. Сегодня мы расскажем вам о жизни археолога и развеем несколько мифов, которые всю жизнь преследуют представителей этой профессии.
С нашим собеседником вы уже знакомы заочно. Несколько недель назад Георгий открыл нам удивительный мир археологии, в котором даже какой-нибудь на первый взгляд незначительный кусочек керамики может изменить историю.
Георгий — магистр исторических наук и за последние 12 лет побывал в 30 экспедициях во многих городах России. Когда-то, будучи выпускником 11 класса, судьба занесла его на исторический факультет Астраханского государственного университета и познакомила с археологией. И как он признался в первые минуты нашего интервью, сейчас он не может представить жизни без неё.
Начнем, наверное, с главного вопроса: как случилось ваше знакомство с археологией?
Это случилось в 2008 году, когда я поступил на первый курс исторического факультета. Одним из предметов на курсе была археология. Семинары проходили достаточно классически, в отличие от лекций. Наш преподаватель
Васильев Дмитрий Викторович вместо теории показывал фотографии из экспедиции, периодически пел песни и рассказывал, как там будет хорошо. Так сказать, морально готовил нас к летней практике в конце первого курса.
Был выбор пройти музейную практику, нужно было выучить 25 страниц методички по музейному делу, и от нас бы отстали. Большая часть факультета сделала именно так. Я со своим другом, который сейчас тоже работает со мной в музее, он хранитель коллекции археологии, решили ехать на практику. Интересно же – костёр, гитара. Но за этим налётом романтики нам никто не сказал, что это тяжёлая и сложная работа. Мы приехали в степь, нам дали лопату, разбудили в пять утра и сказали, копайте.
В первый день меня поставили дежурным. Это сейчас у нас все цивилизованно: стоит очищенная вода, которую наливают с помощью помпы. В 2008 году слово помпа вообще не звучало. Было два ведра воды и четыре больших бака, которые периодически надо было наполнять. Плюс ещё несколько бочек для мытья посуды. Задача дежурного заключалась в том, чтобы постоянно держать эти баки полными с водой. Я не выпускал ведра из рук, за исключением тех минут, когда надо было подкинуть дров в костёр. Сейчас опять же мы готовим на газу.
Чтобы вы понимали, +45С, два часа дня у костра, мне кажется, что в аду на тот момент было немножечко попрохладнее. И ничего с этим сделать нельзя, у тебя постоянно тепловой удар. А тебе нужно поддерживать определённую температуру, кипятить воду, потом остужать её, чтобы, когда люди приходили с раскопок, её могли попить. Это было весело.
В первые два дня я хотел сбежать. Но экспедиционная жизнь, это не только тяжёлая работа, это хороший отдых. И он компенсирует абсолютно всё. Жизнь в палатке, вечерний костёр, гитара. Это как раз та самая романтика, за которой мы поехали. И она влезла в душу, и мы не смогли от этого отказаться.
Сейчас я не представляю жизнь без археологии.
За 12 лет вы успели побывать в 30 экспедициях. А какая была самая запоминающаяся из всех?
Экспедиция 2020 года, в которой я выступил одним из организаторов. Этого я точно никогда не забуду. До этого я был в роли участника: просто приезжал, работал и отдыхал. Здесь оказалось тысяча организационных нюансов, о которых мы даже и не думали. В моей зоне ответственности были волонтёры: сначала нужно было собрать их со всей страны и проконтролировать, чтобы они доехали до лагеря, затем заняться их размещением, а также досугом в нерабочее время.
И тут начинается коронавирус, мы совсем были не готовы к этому. Плюс вопросы с финансированием, там тоже были просадки. К экспедиции всё это конечно прошло, но за два месяца до неё мы много побегали и немного поседели.
Всего нельзя было предусмотреть, особенно переменчива была погода: нас смывало водой, била жара +52С, резкие похолодания, когда температура падала до +3С ночью. Но всё это опять же для нас стало таким толчком в развитии. В этом году экспедиция прошла гораздо лучше. Например, мы набрали больше человек. Если в первую экспедицию у нас было 25-30 участников, то в этом году более 80. Приезжали люди с Мурманска, Новосибирска. География расширилась. Единственное, пока мы не можем пригласить наших коллег из зарубежья.
Археология делится на два типа. Те, кто в неё приходят и остаются навсегда и те, кто иногда из неё уходят, но так или иначе в неё возвращаются. Если вы посетили три или четыре сезона, то вы не сможете от этого отказаться. У меня есть на примере люди, которые 20-30 лет ездят в экспедицию, хотя они вообще не археологи, просто когда-то приехали волонтёрами. Но потом их зацепило, и они не мыслят без этого жизни.
Тогда напрашивается вполне логичный вопрос, археологами рождаются или становятся?
Двояко. Кто-то становится абсолютно случайно. Я поступал в военное училище, и где-то затерялись мои документы. А по баллам я проходил на исторический факультет. Я не жалею вообще ни разу.
Но есть люди, которые профессионально идут к этому. Сейчас они еще студенты. Со школы ездят по экспедициям. Вопрос в том, что человек хочет от этого получить. Археология делится на несколько направлений, есть ещё смежные науки. Всё зависит от того, как человек хочет этим заниматься, а главное, чем именно заниматься. Кому-то нравится камень, кому-то средневековье. И скорее всего археологами рождаются.
Сейчас в Астрахани восемь действующих археологов, которые имеют право на производство археологических работ по открытому листу министерства культуры.
Насколько изведана и изучена Астраханская область?
Это мой любимый вопрос. Скажем так, Астраханская область по России находится на втором или третьем месте по количеству памятников археологии. У нас заселение, предположительно, начинается с эпохи мезолита и заканчивается 17-18 веком.
Огромное количество курганов, их несколько тысяч на территории Астраханской области. Это сарматский период-ранний железный век, эпоха бронзы. В зоне песков, в пустыне, огромное количество стоянок, которые постоянно находят наши учёные.
И всё это делает нашу Астрахань достаточно привлекательной для археологии. Но здесь опять же важно понимать, памятников много, а мы их не копаем. На территории Астраханской области в разное время было четыре столицы, две столицы Золотой орды и столица Астраханского ханства, и совсем недавно обнаруженная столица Хазарского Каганата – город Итиль. Лапас – долина мертвых царей, долина мёртвых императоров. Есть предположение, что там похоронен Бату хан. Есть огромное количество других объектов, которые имеют международное значение. Но почему мы их не копаем?
У археологии не стоит задача раскопать всё. Почему-то люди не понимают этого. Наша задача изучить. Мы сейчас начали копать новый памятник. О нём нет никакого материала, мы его собираем и изучаем до определённого момента. Почему такая концепция?
Всё дело в том, что каждый год появляются новые методы исследования истории. А ещё 20 лет назад многих современных методов исследований не существовало. Если 20-30 лет назад в небо запускали самолет, чтобы изучить территорию, то сейчас достаточно одного дрона размером с книгу, который сделает абсолютно точную фотографию. И таких технологий становится всё больше и больше.
Беда в том, что археология абсолютно необратима. Всё, что достали из земли, назад не вернуть. Соответственно, изучить это уже будет невозможно во второй раз.
А вы помните, что первый раз достали из земли?
Первую находку или первое что-то значимое? У людей сформировалось определённое представление об археологии. Мы же все смотрели Индиана Джонс. Все желают найти в своей первой экспедиции кусок золота размером с голову. Но на деле фрагмент керамики пять на семь сантиметров, серый, весь в грязи имеет больше ценности, чем кусок металла.
Я помню этот момент, как сейчас. Я бежал к начальнику раскопок со словами: «Дмитрий Викторович, посмотрите, я нашёл фрагмент керамики». Он был красивый, с линейным волнистым узором. Подбежал, отдал. А Дмитрий Викторович посмотрел и сказал: «Хороший фрагмент керамики», — и выкинул его за спину. Оказалось, что это массовый материал и таких там тысячи. А для тебя это первая находка, это первое, что ты вытащил из земли.
Совсем другое, когда ты совсем уже бывалый, давно копаешь и спокойно к этому относишься. И вот глаз цепляет блестящий, желтый предмет. Или находишь в степи вещь, которой там не должно быть. Какой-нибудь красивый наконечник из кварцита. Да, эти находки радуют. И ты в большинстве своём их запоминаешь. У каждого археолога есть определённая база личных находок, и все они сейчас находятся в Краеведческом музее.
Но честно скажу, когда я первый раз увидел, что мою находку выкидывают за спину, я просто был в шоке.
Вы начали говорить о золоте. В 2019 году вы нашли огромное захоронение Богомольные пески. О нём мы уже писали в одном из наших материалов из краеведческой рубрики. Но всё же, как удалось найти столько золотых артефактов?
К нам в музей пришёл местный краевед с бронзовым котелком и сказал: «Вот ребята, разрушается памятник, давайте что-то делать». Это один из тех редких случаев, когда люди осознанно помогают археологам.
Хочу отметить, что это впервые раскопки за мою 12-летнюю практику в археологии, когда золото стало массовым материалом. То есть его было в переизбытке, около 200 фрагментов золотых изделий.
Сам курган создавался в три разные эпохи, начиная с эпохи бронзы и заканчивая средними веками. Это место было удивительно ещё и тем, что из четырнадцати захоронений осталось тринадцать. Но его успели ограбить ещё две тысячи лет назад. В те времена это было абсолютной нормой. Люди верили в загробную жизнь и в могилы родственников клали всё их золото, чтобы в другую жизнь они переходили не с пустыми руками. Соответственно, были люди, которые могли обогатиться за счет уже умерших. Судя по количеству ограбленных курганов, это было нормальной практикой.
Когда мы начали вскрывать центральную часть кургана, то увидели крестообразную яму. Обычно в центре кургана хоронили хозяина, а так как курган был обтекаемой формой, то сарматы рубили яму крестом, проводились параллели. И, так или иначе, одним из элементом креста они всё равно цепляли захоронение и просто его окапывали, вытаскивая золото.
Но всё же нам удалось найти множество ценных предметов. Самыми значимыми оказались пятое и четырнадцатое захоронение. В пятом мы обнаружили двухметрового мужчину, 40-45 лет, который умер от старости. Что было редкостью по тем временам. Скорее всего, он принадлежал элите сарматского общества и не относился к воинскому сословию.
У него был всего один кинжал. Но зато огромное количество золотых предметов, нашивки на одежду, поясной набор, который был инкрустирован бирюзой. И самое главное, там находилась голова верблюда. Это предмет, который второй год обсуждают все ученые, занимающиеся сарматами. Никакой информации о нём нет, что это за предмет, какую ценность нёс, чем был для его владельца. Когда мы его нашли, он лежал в 10 сантиметрах от погребённого, что сделало его бесконтекстным.
А в ногах у него лежало порубленное блюдо, покрытое позолотой. И это тоже один из показательных элементов, которое скоро появится у нас в экспозиции. Это предмет – показатель веры в загробную жизнь. Многие сарматы специально ломали свои предметы, считалось, что если умер человек, должна умереть и вещь, чтобы с ней он смог перейти в загробную жизнь.
Но тут ещё есть практическое применение – лучше сломать вещь, чтобы её никто и никогда не украл.
А на 21 день, в последний день экспедиции, наши коллеги нашли захоронение маленькой девочки, трех-пяти лет. В её могиле лежал комплект из пяти гемм. Такая находка редкость, тем более в таком количестве. А мы нашли целый набор, на котором были изображены 10 сюжетов из мифов древней Греции: Персей, который держит голову Медузы горгоны, Афина, Геракл.
Эти находки же не сразу попадают на стенды. Расскажите подробнее, какой путь проходит артефакт от момента, когда зоркий взгляд археолога заметил его в земле до момента, когда на него смотрят несколько десятков глаз посетителей.
Для начала фиксируется место находки. То есть мы даём высоту, даём привязку от борта раскопок, она рисуется на плане раскопа. Что происходит потом? Она изымается с земли. Затем идёт камеральная обработка: предмет чистят, осматривают, отрисовывают и описывают.
Дальше предмет пакуется и ждёт своего часа, пока не закончатся раскопки и его не отвезут в музей. Там начинается долгий бюрократический путь: предмет надо сдать на фондовой комиссии. Собираются определенное количество специалистов и решают, насколько он важен и ценен. Если принимают положительно решение, то его вносят в реестр, он попадает в госкаталог. К слову, любой человек может зайти и посмотреть на этот предмет в электронном виде.
Одновременно с этим, исследователь, который проводил археологические раскопки, научно работает с предметом, возможно он публикуется, вносится в отчет, о нём очень много пишут. В какой-то момент экспозиционер решает, поставить этот предмет на витрину или нет.
Тут нужно соблюдать несколько правил. Первое – предмет должен иметь экспозиционный вид. Затем ему подбирают место, он должен быть в общей концепции, и затем его включают в экскурсию. То есть по нему собирают максимально информацию, его описывают, экскурсовод учит текст и затем начинает рассказывать про этот предмет.
На самом деле, это не такой большой путь, но зачастую он занимает десятилетия. Многие предметы, которые сейчас находятся в экспозиции мы выставили не так давно, хотя они были найдены в 80-90-ых годах.
Почему так долго? Во-первых, для того, чтобы выставить все предметы, нужны бесконечные залы. Например, даже в Эрмитаже выставлено процента три или четыре от запасников. И у нас тоже в том числе. Естественно, мы меняем предметы, какие-то уходят на реставрацию, некоторые просто убираем, потому что они уже не соответствуют материалам, которые были даны на тот момент. Создаются временные выставки, которые сейчас у нас стали очень популярные в Краеведческом музее.
Мы постарались сделать так, чтобы люди увидели больше предметов из запасников. Кстати, очень хороший отклик у населения был получен. Практика показала, что люди охотно ходят на такие выставки. Но для того, чтобы выставить все экспонаты, нужен ещё десяток таких музеев.
Теперь поговорим о мифах об археологии
Ох, на самом деле их тысячи. Многие из них сформировались из-за фильмов, которые навязывают эти мысли. Я всегда люблю рассказывать про Индиана Джонс, который за четыре фильма, всего на восемь секунд показался с лопатой. Больше лопату он в руки не брал.
На самом деле археолог 90% своей работы копает. И чтобы найти золото, проходят десятилетия. А некоторые и вовсе за всю свою жизнь так и не находят его.
Опять же, то, что археологи копают, создало другой миф – это единственное, чем они занимаются. А на самом деле археология – это знания и понимание многих процессов и наук от архитектуры до антропологии. Настоящий археолог должен знать, как выглядит скелет, химию и физику, чтобы вовремя реанимировать находку, математику и геометрию, чтобы с точностью до миллиметра разметить раскоп. Поэтому археология тесно связана со всеми науками.
Ещё один миф — все археологи продают предметы или держат их дома. Ну вот стоит у меня, допустим, чисто гипотетически кувшин дома. Во-первых, никто из моих друзей не поймёт, что это за предмет. Во-вторых, когда ты день и ночь видишь их в хранилище, на раскопе, то дома хочется просто от этого дистанцироваться. Хотя и дома приходится клеить горшки. Такое тоже бывает.
Что касается продажи, то это невозможно. Во-первых, это наша работа, и продавать что-то найденное в ходе археологических работ – это уничтожать часть своей научной работы, а во-вторых, УК РФ никто не отменял, и статья про незаконную продажу археологических предметов там присутствует.
Мы копаем для того, чтобы показать это людям, чтобы открывать историю. Для нас большей наградой будет не 100 тысяч рублей за какую-то нашивку, а то, что во время экскурсии перед зрителями, указав на предмет, мы скажем, что эта находка изменила наше понимание об истории региона. Наверное, элемент тщеславия присутствует у каждого археолога. Зачем мы ищем города, зачем раскапываем курганы? Мы хотим остаться в истории. Каждый из нас хочет стать бессмертным, и у многих это получается, по крайне мерее в информационном плане.
Люди часто думают, что археолог – это толстенький мужик с бородкой, который должен быть постоянно подшофе. Нет, мы давно ушли от этого. Да археология 90-ы была такой. Сейчас всё изменилось, археолог – это современный человек, человек науки, который смотрит в будущее, который умеет воспринимать изменения. Те концепции, которые были когда-то, они ушли.
Очень много возникает вопросов о том, что мы раскапываем могилы, и что на нас упадёт проклятие.
Так, а вот на этом остановимся поподробнее. Все археологи атеисты?
Тоже очень правильный и серьёзный вопрос. Я бы не сказал, что мы атеисты. Каждый сам выбирает во что и как верить. В большинстве своём мы агностики. То есть вера во что-то высшее есть, но конкретной привязки нет. Потому что определённая доля удачи так или иначе присутствует в нашей науке. Даже слово мистика периодически возникает на раскопках. Как бы мы от этого не отнекивались, но бывает и такое. Мы иногда что-то находим интересное, и возникает какой-то катаклизм, например, начинается сильный дождь и смывает лагерь. Или мы снимаем дом под раскопки, приносим туда артефакты, и всем начинают сниться кошмары. Ну либо мы просто устали, либо о чём-то начинаем задумываться.
Нельзя ни во что не верить. Это психология человека. У нас просто мозг настроен так, что мы должны во что-то верить и объяснять непонятное чем-то мистическим. Это было и так будет всегда, пока мы всё вообще не сможем объяснить с точки зрения науки.
Поговорим о той самой романтике, за которой вы поехали в 2008 году в Камызякский район. Расскажите один день из жизни археолога на раскопках.
Начнём с самого утра. Четыре утра. Встают два человека — повар и дежурный. Они идут готовить завтрак. Зачастую завтрак – это каша, а когда остаётся мало человек под конец раскопок, даже яичницу можно себе позволить.
В пять часов у нас подъем, в шесть мы выходим на раскопки и работаем до часу дня, пока не наступила жара. Это обязательное мероприятие, выходят все. В лагере остаются только повар и дежурный. В редких случаях люди, у которых проблемы со здоровье. Но и тут они не сидят без дела, либо помогают дежурному, либо разбирают находки.
Первые два часа мы работаем без перерыва, потом каждый последующий час – 50 минут работаем, 10 минут отдыхаем. В 11 часов у нас арбуз-тайм. Для многих гостей города арбузы – это роскошь. И последние два часа мы стараемся работать без перерывов. Зачастую это косметические работы, выкинуть землю из раскопа перед уходом, собрать лопаты и довести все до логического финала.
И дальше начинается самое интересное – лагерная жизнь. То, ради чего люди приезжают. В два обед, до пяти часов свободное время. После пяти есть несколько вариантов развития событий: иногда руководство уезжает на раскопки, потом начинаются разные мероприятия, ужин, а после него зачастую проводятся лекции, которые показывают участникам на проекторе.
У вас даже стоит проектор? Я думала, что раскопки – это полный отказ от благ цивилизации.
У нас стоят два генератора, есть электричество и душ. Опять же, стереотипы об экспедициях из 80-ых, когда пять палаток, туалет – ямка в земле и все. Такого уже нет. У нас стоит холодильник полноценный, две газовых плиты, туалеты нормальные. В лагере очень высокий уровень комфорта.
Мы учли все ошибки после нашей первой экспедиции, и многие археологи, которые к нам приезжают, говорят, что у нас уровень жизни в экспедиции топовый. Один из лучших в России, никто кроме нас так не делает. Мы за комфорт. В некомфортных условиях вылезать из палатки не очень хочется. Другое дело, когда у тебя всё есть, всё хорошо, ты понимаешь, что тебя покормят, что в любой момент зарядишь свой телефон, с интернетом проблем нет, ты вечером послушаешь интересную лекцию.
Плюс у нас приезжают туристы, они платят деньги за эту экспедицию, соответственно, они должны получить определённый уровень комфорта.
Ну и возвращаясь к нашему дневному графику, завершается экспедиционный день посиделками у костра. Такое своеобразное волшебство: песни под гитару у костра, разговоры. Кто-то находит себе друзей, кто-то объединяется в пары, романтическая составляющая экспедиции тоже никуда не девается. Часто проходят поэтические вечера, люди читают стихи, которые им нравятся, вечера танцев, песен, дискотеки. Это все своеобразно влияет на экспедиции. И зачастую, засидевшись вечером у костра под звёздным небом, когда персеиды падают, ты лежишь, с кем-то разговариваешь и понимаешь, что уже четыре утра, через час тебе вставать и идти на раскоп, а ты вообще не устал.
Это то, что заставляет людей возвращаться. Вы нигде и никогда не получите такого отдыха, как там.
А что кроме золота находят археологи?
Вообще я всегда люблю говорить, что золото – это не главная находка археолога. Золотые изделия – они эффектные, хорошо смотрятся, они показательные. Но, зачастую, даже маленький фрагмент керамики, мимо которого вы пройдёте, может изменить историю региона.
Так произошло с памятником Семибугры. Когда-то в 2008 или в 2009 году юные археологи поехали туда, нашли фрагменты керамики и по незнанию определили их к эпохе золотоордынского периода. И остановились на этом. А спустя 10 лет в ходе разведок нам удалось определить, что это вообще не Золотая Орда, а Хазарский каганат и вообще сейчас крупнейшее поселение хазарского периода находится в одной точке. Благодаря маленькому фрагменту керамики.
Поэтому интересный статус уникальной находки он не всегда совпадает с видом предмета. Это не всегда будет золото, что-то блестящее и красивое. Иногда достаточно маленького предмета, невзрачного, чтобы полностью изменить представление об истории.
Последний и на мой взгляд немаловажный вопрос — как привить любовь молодого поколения к археологии?
Не так давно у нас началось такое интересное движение – уроки археологии в школах. Мы должны сформировать у людей представление об этой науке. Очень многие даже не знают, что такое археология. Они находят предмет, не понимают, что делать, куда звонить. Мы сталкивались с такими вопросами. Хорошо, если догадаются позвонить в музей, иногда обращаются в полицию.
Но это не проблема людей, это наша проблема. При чем очень серьёзная недоработка. Мы сейчас ведём просветительскую деятельность, поэтому у нас работает канал в инстаграме, поэтому мы проводим уроки в школе. Мы приводим школьников в музей, начали брать детей в экспедицию, чтобы сформировать у подрастающего поколения любовь к археологии.
Кроме того, у краеведческого музея есть социальный проект «Видеть невидимое». Вообще он был запущен в 2018 году. Был создан комплекс из копий 12 предметов из нашей кладовой. Все они тактильные. И впервые мы отработали этот проект в Донецке, поехали туда по программе интеграции «Россия — Донбасс», и мы там впервые работали со слепыми детьми.
Это одна из тех выставок, которые слепые, к сожалению, никогда не смогут понять. То есть, это надо прийти и потрогать. Никто не даст трогать золото. И было решено создать такой комплекс в Астрахани.
Протестировали его в центре по работе со слабовидящими и слепыми подростками, и комплекс очень хорошо себя показал. Теперь мы к ним периодически ходим с разными предметами, комплекс разросся, там появились керамические предметы, элементы кольчуги. Мы стараемся расти в этом плане, им очень нравится, они нас зовут. Я очень благодарен им за это. Для нас это не менее важно, чем для них. Работа в таких условиях по-своему развивает.
Портал проекта
